Наше интервью с военным хирургом с позывным «Доцент»

«Для меня любая операция по спасению жизни, стабилизации бойца — это наша победа. Пока у нас есть раненые, мы будем там работать».

Наш друг, военный хирург Роман с позывным «Доцент» недавно вернулся из зоны СВО. Нам удалось пообщаться с врачом во время его небольшого отпуска и узнать, с чем ему приходится сталкиваться каждый день вблизи линии фронта.

Вы недавно вернулись из очередной командировки. Расскажите, были ли у Вас какие-нибудь интересные, необычные случаи?

Все случаи — уникальны. За все время, что я нахожусь на боевых действиях, не было одинаковых похожих случаев. Всегда сталкиваешься с тем, что характер оружия, которое использует враг, наносит очень серьезные увечья нашему раненому бойцу. За счет мощной кинетической энергии, оружие наносит достаточно сильный вред. От характера оружия зависит, какое будет ранение.

Если раненый боец находился не в близости действия этого оружия, а на каком-то определенном расстоянии, и его посекло осколками, то это не факт, что у него не будет серьезных повреждений. Были случаи, когда боец кажется легкораненым с осколками, но на самом деле Оскол так прошел, что повредил внутренние органы, сосуды конечностей со всеми вытекающими последствиями.

В основном, конечно, все наши бойцы имеют средства бронезащиты, поэтому грудь и живот защищены. Но, естественно, все пробивает, проходит, проникает. Недавно доставали пулю — прошла по касательной, чуть-чуть задела кость, но головной мозг задет не был. Извлекли пулю, человек живой, отправили дальше на этап медицинской эвакуации на вертолет уже в центральные госпитали, чтобы человек прошел полноценное лечение и реабилитацию. Наш этап — спасти жизнь ему, извлечь ранящий снаряд и дальше отправить на этап эвакуации.

Все зависит от того, какой ранящий снаряд. Сейчас частая опасность — дроны, которые скидывают разные снаряды, гранаты, мины. Это оружие направленного, прицельного действия. От таких вещей очень серьезные финно-взрывные ранения. В основном, страдают конечности с обширным дефектом мягких тканей, огнестрельным переломом кости. Чтобы стабилизировать человека нужен очень грамотный подход и понимание, с чего начать. То есть, последовательность действий: перевязка сосудов, восстановление кровотока, выведение раненого из шока. Такие разные случаи, нам приходится выполнять достаточный объем этих операций.

Один наш знакомый фельдшер, который тоже отправлялся к командировку в зону СВО, сказал, что в тех условиях существенно повышается навык его как врача. Как бы Вы могли это прокомментировать, согласны ли Вы с этим утверждением

Если человек работает на какой-то первичной точке эвакуации — либо оказывающий первую помощь врач, либо фельдшер, — это тот этап, на котором происходит эвакуация раненого непосредственно с поля боя до моего подразделения. Вот они взяли, оказали первую врачебную помощь, остановили кровотечение, сделали повязки, перебинтовали шину, выполнили мобилизацию, отработали, эвакуационно-санитарный транспорт привозит к нам. На моем этапе оказывается уже квалифицированная помощь с этапами специализированной — это немного другой уровень, где работает хирургическая бригада в полном объеме. Анастезиолог, два хирурга — это полноценная бригада, которая «набрасывается» на раненого, и идет выполнение серьезных манипуляций. Эти манипуляции нельзя выполнить на поле боя фельдшеру, но это не значит, что, он ничего не делает, — в его задачи входит полноценное оказание врачебной помощи на его этапе.

Вы можете сказать, что работа в зоне боевых действий повышает Ваше мастерство как хирурга?

Естественно. Как сказал Николай Иванович Пирогов, война — это большая травматическая эпидемия. Чем больше ты работаешь с раненым, чем больше ты его оперируешь, тем больше багаж знаний и опыта у тебя. Любой врач до самого завершения карьеры себя совершенствует, когда оперирует.

Армия должна воевать, хирург должен оперировать. Если он в зоне боевых действий постоянно прикасается к раненым, выполняет свой объем работы по своей специальности, естественно, он себя совершенствует. С каждым разом все больше и больше.

Работа в таких условиях сопряжена с определенным стрессом. Как Вы с этим справляетесь? Что Вам позволяет фокусироваться на пациенте?

Не на пациенте, на раненом — наверное, правильно будет сказать, что это раненый боец, а не пациент. Многое, что помогает. С опытом это все приходит. Поначалу ситуация непростая — в таких условиях в принципе работать нормальному человеку очень тяжело. Потихоньку восстанавливаешься, въезжаешь в эту колею, и все — работаешь, как на обычной работе. Адаптируешься к таким стрессовым ситуациям, организм перестраивается, привыкает, и дальше работаешь.

Наверное, неправильно будет это назвать обычным днем, но Ваш рабочий день: с чего он начинается, как это обычно происходит?

Мы работаем 24/7, поэтому понедельник, четверг, пятница, суббота — у нас такого нет. Мы работаем днем, утром, ночью. У нас есть какие-то сменные графики. Мы меняемся, если позволяют силы и средства по количеству врачей, по количеству бригад. Но приходилось так и по несколько дней в режиме нон-стоп работать. В зависимости от потока раненых: когда-то бывает затишье, когда-то большой наплыв, когда-то большие наступления, когда-то «контрнаступ» и так далее — все по ситуации.

Вы достаточно долго работаете в зоне СВО. Что Вас мотивирует продолжать работу, возвращаться туда, спасать жизни солдат?

Для меня любая операция на спасение жизни, на стабилизацию бойца — это наша победа. Пока у нас есть раненые, мы будем там работать.